Секс как диагноз.

— Сейчас в российском обществе складывается странная ситуация: с одной стороны, любая порнография и любые сексуальные развлечения доступны как никогда. С другой — нашими законодателями и телевидением как проводником их идей изо всех сил продвигаются традиционные, даже ханжеские взгляды. Что происходит в головах у населения в результате этой дикой смеси?

— Про телевидение я не согласна. Когда в рекламе девушка надевает колготки с таким стоном, будто она испытывает оргазм, рекламщиками эксплуатируется основной инстинкт. И индустрия красоты, безусловно, его тоже использует. В этом смысле, если вспомнить средства массовой информации двадцатилетней давности, они были на порядок скромнее — да что уж там: журнал Playboy казался дикой порнографией. А сейчас это просто-таки милый, почти домашний журнал. Если лет двадцать назад картинка девушки в белье была возбуждающей картинкой, то сейчас это всего лишь девушка в белье. И в результате, как говорят ­социологи, наши родители занимались сексом чаще и гораздо меньше испытывали проблем с возбуждением, нежели мы. Нынешние 25–30-летние находятся на пике своей сексуальности, и физиологических проблем с эрекцией, как правило, не имеют, но часто они не испытывают желания, меньше и ленивее занимаются сексом. Происходит это потому, что в возбуждении, которое является частью полового акта, огромное значение имеют фантазия и воображение. Вспомните у Пушкина, когда Дон Жуан говорит, что сквозь одеяние узенькую пятку разглядел — и воображение тут же дорисовало остальное. Я не против порнографии, это прекрасная вещь, для того чтобы себя стимулировать. Но, как известно, избыточная стимуляция приводит к потере чувствительности.

— А как все-таки влияет на умы населения такой консервативный тренд, ­который идет со стороны законодателей?

— Регламентировать сексуальную жизнь человека невозможно в принципе — она потому и называется интимной, что совершенно не понятно, что они там вытворяют за закрытыми дверями. Так что я думаю, что все эти законы никак не влияют на частную жизнь. К тому же в России жесткость закона всегда компенсировалась необязательностью его исполнения. Люди воспринимают законодательные органы отдельно от себя и всю жизнь законы прекрасно нарушают.

— Да, но в советское время за гомосексуализм сидели.

— Это правда, но гомосексуалистов было не меньше, чем сейчас, просто люди это скрывали, это была их частная жизнь. Кстати, когда был принят новый закон о пропаганде гомосексуализма, мы, психологи, были несколько обеспокоены. Потому что не очень понятно, что считается пропагандой. Представьте себе совершенно обычную ситуацию, когда приходит к психологу подросток и рассказыва­ет о своей гомосексуальной ориентации. И ты помогаешь ему разобраться в себе. Может ли его родитель подать на тебя в суд за пропаганду? Или к тебе приходит родитель, который рассказывает, что ребенка срочно надо к психиатру, в больницу, потому что ему нравятся представители своего пола. А ты объясняешь, что по МКБ-10 — международной классификации болезней — гомосексуализм не является болезнью, это вариант нормы. Можно ли тебя за это привлечь? Недавно мы устроили по этому поводу совещание с юристами и, к счастью, убедились, что при такой формулировке это всего лишь ссылка на медицинский документ, а не пропаганда. Но с формулировками нужно быть осторожнее.

— Возвращаясь к порнографии: статистическое исследование одного из крупных порносайтов показало, что российские пользователи чаще прочего ищут видео на темы mature russian и mature mom. Что такая специфика говорит о сексуальности россиян?

— Ух ты! Я не знала о такой статистике! Я этим воспользуюсь на лекциях, с вашего разрешения. Судя по этим данным, российские пользователи получаются абсолютно инфантильными. Есть у психологов такое правило: расскажи мне, как ты любишь заниматься сексом, и я расскажу тебе, какое у тебя было детство. Вы же фактически говорите о сексуальных фантазиях наших соотечественников — им хочется «ма-а-амочку». Мы живем в таком обществе, где взрослые ­люди очень заняты достижением успеха, созданием материальных ценностей. И объясняют они это так: «Мы же это для своих детей делаем». Дети же растут позаброшенными и недолюбленными. В результате образуется то, что в психологии называется патологией привязанности: она делает ребенка ненасытным. Ему очень хочется, чтобы его опекали. Такие женщины и мужчины в сексуальном партнере прежде всего ищут заботу, чтобы с ними возились. Получается, что мы недолюбленные. Это так мило, нет чтобы искать, скажем, садомазо, что-то про власть… а тут мамочку ищут.

— Другое исследование показало, что россияне в первую очередь ищут видео разных видов именно с русскими артистами — русские лесби, русские мамочки. Такой порнопатриотизм — он о чем говорит?

— Боже мой, это тоже замечательное наблюдение! Ведь в сексуальных отношениях люди могут искать очень разное: некоторые хотят новизны и яркости, экзотики, а другие — постоянства, привязанности. Каждая национальность имеет определенный фенотип, внешние особенности. И обычно нам нравится то, что ­напоминает нас самих, наш этнос. Поэтому какие-нибудь зулусы или новозеландские племена нам скорее кажутся не особо сексуально привлекательными: они слишком сильно отличаются. И в этом смысле наши соотечественники просто ищут что-то родное — чтобы как та соседка тетя Зина или девушка Клава из соседнего подъезда. И тут мы возвращаемся к пункту номер один — разговору про теплоту и близость. Вероятно, мы настолько перегружены различными кризисами, что хочется покоя и стабильности. И это проявляется даже в порнухе. А искать что-то необычное будут скорее люди, которые живут в очень стабильном обществе. Им хочется новизны и острых ощущений.

— С какими сексуальными расстройствами к вам чаще всего обращаются?

— Знаете, вот, казалось бы, у современных молодых людей отношение к сексу должно быть более живое и легкое. Но выясняется, что все-таки современные люди, хоть и выросли после сексуальной революции, воспитаны были советскими родителями. Для примера приведу такую историю. Моей дочке было лет пять — это как раз тот возраст, когда дети начинают влюбляться, женихаться. Она тогда ходила на танцы. И как-то раз, насмотревшись детских энциклопедий про устройство человеческого тела, в переодевалке говорит своему партнеру по танцам: «Ну ладно, я за тебя замуж выйду, но у нас пока детей быть не может, потому что у тебя яички не дозрели, а у меня яичники». Это нормально, что ребенок к пяти годам знает части тела: вот глазки, ушки, а вот гениталии, а там сердечко. Но мама мальчика совершенно потрясающе отреагировала: «Отойди отсюда, грязная девчонка, какие ты слова неприличные, грязные произносишь!» Я тогда подумала: ну ничего себе, то есть у ее мальчика есть яички, но называть их нельзя — в общем, бедный мальчик. Такие родители уже успели оттранслировать все своим детям: что руки поверх одеяла, мастурбировать нельзя, а то волосы на ладонях вырастут. Вот и получается, начинаешь сегодня потихонечку расспрашивать молодого клиента — и выясняется, что у него проблемы с эрекцией, потому что когда-то его мама поймала за мастурбацией и сказала, что теперь у него детей не будет.

Когда к четырем годам ребенок начинает спрашивать: «Мама, откуда я появился на свет?» — или начинает рассматривать свои гениталии, в этот момент очень важно отнестись к этому спокойно. Если мама отвечает, зажавшись, сморщившись — дети ловят эти невербальные сигналы и чувствуют, что спрашивают что-то не то. После второго раза они уже станут обходить эти темы, но в голове отложится, что это что-то стыдное, плохое. А ведь эти вопросы вообще не про секс, это про устройство мира, устройство жизни.

— А какие-то изменения произошли за годы вашей практики в том, что касается проблем с сексом?

— Лет двадцать назад не было такой идеи, что сексом заниматься надо, что это необходимо и хорошо. Сейчас скорее наоборот, если ты не занимаешься сексом — как будто с тобой что-то не так. И многие девочки-подростки страдают, что у них до сих пор не было сексуального опыта. Тяготятся своей девственностью. То есть еще чувства не пришли, хотя бы симпатии, но она уже спешит получить свой первый сексуальный опыт. А взрослые люди, у которых не складывается сексуальная жизнь, у которых нет партнера, сегодня могут считать себя еще более одинокими, еще более неудачливыми, попросту изгоями. И знаете, таких людей гораздо больше, чем мы себе представляем. Может быть, у меня просто выборка такая, но я часто вижу, что в десятимиллионном мегаполисе люди могут не иметь не то что близкого человека, возлюбленного, а даже того, с кем можно хоть иногда пообщаться, в том числе и сексуально.

— В Москве появляются свинг-клубы, многие живут в открытых отношениях с несколькими партнерами, проходят семинары по так называемой полиамории. Такая раскрепощенность способствует более счастливой жизни?

— Про свинг есть американские исследования, которые показывают, что 20% пар, которые свинговали, становятся еще более крепкими и прочными, а 80% распадаются. Там же очень много разных комплексов и проблем всплывает. Многие начинают отчаянно ревновать друг друга. Видеть, как кто-то занимается сексом с твоей женой, ой как непросто. Мужчины начинают сравнивать размер собственного пениса с другими. И открытие может быть серьезным ударом по самомнению. В этом смысле свингерство — это такая рулетка: может, все сложится удачно, а может, и нет. Вообще, что считается нормой в сексуальных отношениях? Когда два взрослых человека, не нанося ущерба себе и окружающим, занимаются всем, что им нравится. Но здесь, в кабинете психолога, мы, конечно, видим скорее тех, у кого это пробудило определенные травмы, которые раньше дремали.

И наша задача снова сделать секс забавой, приносящей удовольствие, радость. Лишить его всех наслоений, связанных с борьбой за власть, со страхом близости, чтобы это было пространство для фантазий. Человек должен относиться к сексу как к творчеству, игре, в конце концов.